Зощенко: Литератор

Я первый раз в жизни видел такого писателя. Он был еле грамотный. Читал он, правда, ничего себе, сносно. Хотя на некоторых длинных словах затруднялся. И буквы некоторые ему, видимо, были в диковинку.

Зато писал он до того худо, что в первый момент я даже растерялся, когда посмотрел на его рукопись. Это было черт знает что такое. Что-то вообще было нацарапано на бумаге, но что именно разобрать было трудно.


Я просто обомлел, даже испугался, когда он заявил, что эта рукопись юмористический рассказ. В рукописи было десятка два еле понятных фраз и выражений.

Ей-богу, такого писателя мне не приходилось больше видеть!

А главное, от него почему-то сильно разило скипидаром. Запах был до того острый, что просто можно было потерять сознание, если подольше посидеть с таким человеком.

Он, видимо, и сам сознавал всю остроту своего запаха. И, входя в комнату, он просил разрешения слегка приоткрыть форточку.

Слушайте, товарищ, сказал я ему, возвращая рукопись, да, может, вы спутали? Может, вы вовсе, как бы сказать, не писатель?

Зачем же путать, уныло сказал он. Известно писатель. Беллетрист.

Он заходил ко мне несколько раз. И всякий раз приносил страницы две-три черт знает какой ерунды.

Я несколько попривык к его куриному почерку и стал более внимательно читать. Нет, это была совершеннейшая галиматья. Это была просто неслыханная чушь. Это был какой-то лепет дефективного переростка!

С некоторым испугом отдавал я ему обратно рукописи. Я боялся, как бы он меня не убил за возврат. Уж очень он был мрачный. И усы у него были длинные, разбойничьи.

Однако, он довольно терпимо относился к возврату.


Значит, для журнала не годится? спрашивал он. Печатать нельзя?

М-да, говорил я, навряд ли можно.

Он довольно равнодушно пожимал плечами и неясно говорил:

Надо, конечно, расстараться.

И уходил.

Всего он заходил ко мне четыре раза. В последний раз он припер с собой довольно объемистую рукопись страниц на двадцать.

Я тут же, при нем, прочел и просто побледнел от злости.

Это, говорю, товарищ, ну, прямо ни к чертовой матери не годится. Надо же, наконец, понять. Не только печатать читать совестно. Возьмите обратно. И не приходите больше.

Он строго посмотрел на меня и сказал:

Дайте тогда расписку.

Какую расписку?

Да что не приняли.

Да на что, говорю, тебе, чудак-человек, расписка?


Да так, говорит, все-таки…

Я посмеялся, но расписку дал. Написал, что произведения писателя, такого-то не подходят для печати за малограмотностью.

Он поблагодарил меня и ушел со своей распиской. Дня через три он снова прибежал ко мне. Он был несколько не в себе. Он протянул назад свою расписку и сказал:

Надо на бланке и чтоб печать. Нельзя такие расписки выдавать.

Тут я припер этого человека к стене. Я просто велел объяснить, на кой дьявол ему нужна расписка. Я ему сказал, что я человек частный и сам никаких печатей на руках не имею.

Тогда, несколько путаясь и сморкаясь в свою толстовку, он объяснил.

Что ж, сказал он, человек я, конечно, небогатый. Гуталин делаю. Производство, конечно, маленькое только что кормиться. И если, говорит, меня налогом обложить, то я в трубу свободно вылечу. Или за квартиру платить не могу, как торговец. А в доме говорят: Какая у тебя профессия? Какую тебе цену определить? Я говорю: Какая профессия литератор. Неси, говорят, сукин сын, удостоверение. Фининспектор тоже с нас требует. Бюрократизм, говорю, какой. Ладно, достану. Чего теперь делать?

Да уж, говорю, не знаю.

Он потоптался в нерешительности и ушел. Фамилию свою он просил никому не говорить. Черт с ним, не скажу.

Вы читали рассказ — Литератор — Михаила Зощенко.

Михаил Зощенко
Добавить комментарий