Раньше, граждане, было куда как проще, сказал Григорий Иванович. А которые женихи тем все было, как на ладони. Вот, скажем, невеста, вот ее мама, а вот приданое. А если приданое, то опять-таки, какое это приданое: деньгами или, может быть, домик на фундаменте.
Ежели деньгами благородный родитель объявляет сумму. А ежели домик на фундаменте, то, опять-таки, иная речь какой это домик? Может, деревянный, а может, он и каменный… Все видно, все понятно и нету никакой фальши.
Ну, а теперь? Нуте-ка, сунься теперь, который жених не разбери-бери! Потому что у теперешнего родителя привычки такой нет давать деньгами. А которые женихи на имущество ориентируются еще того хуже.
Скажем недвижимое имущество висит шуба на вешалке. Ну, висит и висит. Месяц висит и два висит. Каждый день, например, ее можно видеть и руками щупать, а как до дела, то шубу эту, не угодно ли, комнатный жилец повесил, и вовсе она не невестина. Или перина. Глядишь перина, а ляжешь на нее она пером набита.
Вот вам и имущество! С таким имуществом крови больше испортишь.
Ах, чего только не делается на свете не разбери-бери!
Я старый революционер с девятого года, во всех партиях перебывал, и то у меня голова кругом, и не разбираюсь.
Только и есть одно которые невесты служат. У тех без обмана: ставка, разряд, категория… Но и тут обмишуриться можно.
Мне вот понравилась одна. Перемигнулись. Познакомились. Тары да бары, где, говорю, служите, сколько получаете? Дескать, разряд ваш и ставка?
Служу, говорит, на складе. Ставка такая-то.
Ну, говорю, мерси и отлично. Вы, говорю, мне нравитесь. И разряд ваш симпатичный и ставка ничего себе. Будем знакомы.
Стали мы с ней кинематографы посещать. Плачу я. Посещали неделю или две ультиматум ей ставлю: вводите, говорю, в дом.
Ввела в дом. Ну, конечно, в доме старушка-мамочка. Папашка этакий старый революционер. Дочь невеста и при ней я жених, вроде бы.
Дальше больше. Хожу к ним в гости и приглядываюсь. С мамашей на философские темы разговариваю: дескать, как им живется, не туго ли? Не придется ли, оборони создатель, помогать?
Нет, отвечает, насчет помощи нам не надо. А что до приданого, не совру, приданого нету. Хотя бельишко и полдюжины ложек можно отсыпать.
Ах, говорю, старушка, божий цветочек! Полдюжины или вся дюжина там видно будет. Стоит ли об этом говорить раньше времени. Мне, говорю, ваша дочка и так нравится все-таки разряд пятнадцатый, льготы, талоны… Это мне, вроде бы, приданое.
Ну, старушка, божий цветочек, в слезы. И папочка, старый революционер, прослезился.
Что ж, говорит, женись, милый, если так.
Ну, обручение. Разговоры. Вздохи.
А старушка, божий цветочек, насчет церкви намекает. Не плохо бы, дескать, и в церкви окрутиться. А я говорю:
Окрутимся и так. Я, говорю, старый революционер. Не дожидаясь чистки, ушел из партии. Не могу идти против своей совести. Не настаивайте.
Поплакала старушка. И папаша, старый революционер, прослезился. Однако, соглашаются.
Женились мы.
По утрам молодая, красивая супруга отбывает на службу, а в четыре назад возвращается. А в руках у ей сверток.
Ну, конечно, снова нежные речи дескать, вставай, Гриша, пролежни пролежишь.
И опять слезы от счастья и медовый месяц.
И вот длится эта дискуссия два месяца по новому стилю.
Но только однажды приходит молодая, красивая супруга без свертка и вроде рыдает.
О чем, говорю, рыдаете, не потеряли ли свертка, оборони создатель?
Да нет, говорит, что значит сверток? Уволили меня по сокращению.
Да что вы, говорю, помилуйте?
Да, говорит.
Позвольте, говорю, я от вас приданого не требую, но, говорю, я на службу ориентировался.
А молодая супруга неутешна.
Да, говорит, уволили, как замужнюю.
Помилуйте, говорю, да я сам на вашу службу пойду, объяснюсь. Это немыслимо.
И вот, надел я поскорее штаны и вышел. Прихожу.
Заведующий этакий старый революционер, с бородкой.
Я ему, подлецу, объясняю всю подноготную, а он уперся и говорит ничего не знаю. Я ему про приданое, а он говорит в семейные дела не касаюсь.
Я говорю:
Я тоже старый революционер, с пятого года.
А он из помещения просит честью.
Попрощался с ним и домой.
Прихожу.
Супруга сидит и не плачет.
Что ж, говорю, плакать перестали! Я, говорю, на вас женился, а вы сокращаетесь?
Беру ее за руку и идем к мамаше.
Спасибо, говорю, за одолжение. Думаете, дюжину ложек дали и баста?
Ну, старушка, божий цветок, в слезы. И папашка, старый революционер, прослезился.
Все, говорит, от бога. Может, говорит, и так проживете.
Хотел я папашке за это по роже съездить, да воздержался.
Еще, думаю, в суд, стерва, подаст.
Плюнул я ему в жилетку и вышел… А теперь я развелся и ищу невесту…
Вы читали рассказ Брак по расчету Михаила Зощенко.