Ну, чем разжиться безработному человеку в наше бедное время? Да, прямо сказать, нечем.
Ну, спасибо, велосипед задавит. Ну, сорвешь целковый с неосторожного проезжающего. Или, скажем, какая-нибудь хозяйская собачонка за штаны схватит. Рублей десять набежит за это самое.
Да только ядовитое как-то на земле пошло: велосипеды тормозят, собачки не кусаются. Беда прямо-таки безработному человеку!
А другая собачка и кусит, да хозяина после не найдешь. Смылся хозяин. Сорвать не с кого. И выходит, что совсем зря собачка кусила безработного человека.
Очень масса препятствий встречается в случайном заработке!
Другой раз привалит счастье вот оно, бери его, хватай руками, так нет, закон, скажем, не предусматривает этой статьи.
Вот раз гуляем мы печально в саду Трудящихся. Глядим собачка с бантиком. Этакая мелкая комнатная собачонка на хвосте сидит у скамейки. Тут же и хозяева весенним воздухом дышат. Гражданин с дамочкой.
И вот осеняет нас мысль насчет собачки. Сажусь рядом на скамейку и тихонько ногой накручиваю у собачьей морды. А сапог рваный.
Другая комнатная собачка за такой сапог враз бы за штаны схватила, и тогда выкладывай хозяева денежки не менее десятки. А эта подлая собачка сидит все время на хвосте и глазами за сапогом водит.
Вз-з, говорю, куси!
Не кусает. Жирная такая, что ли, собачка попалась неохота ей кусать.
Хватай, говорю, тубо, проклятая.
Не хватает. Сидит по-прежнему на хвосте и глазами мигает.
Ах так! думаю.
Встаю и ногой как махну эту комнатную собачку со злобы.
Визг. Шум. И крики. Народ толкается. Дамочка в истерике мечется. Гражданин рукой махает, ударить, наверное, меня хочет. Тут же и старушка какая-то подначивает. Дескать, ударь, батюшка, подлеца за собачку. Такой же, мол, собачка человек, как и мы, грешные.
А гражданин подначки послушался, развернулся и шмяк меня по уху.
Так, думаю, рублей пятнадцать, а то и все двадцать пять набежит за это самое. Это тоже статья доходная. В царское, думаю, время не менее пяти за это платили. Эх, думаю, дурак, дурак! Ударил себе на голову…
Граждане, говорю, дозволено ли, говорю, безработных по роже бить на глазах у публики?
Тут шум, визг и крики поднялись.
Не дозволено, кричат, братишка! Волоки в милицию.
Я говорю:
Может, без милиции, граждане, обойдемся. Мне бы, говорю, рублей двадцать пять.
Народ говорит:
Не соглашайся на двадцать пять, братишечка! Это за двадцать-то пять, может быть, каждый ударить захочет. А тут проучить надо зарвавшихся. Волоки в милицию.
Ну, пошли в милицию.
Шум, крик, стоны. Протоколы пишут. Свидетелей очень масса выступает. И все за меня. Я говорю:
Менее как за сорок не соглашусь, граждане, раз такое полное единодушие наблюдается. Это, говорю, не при Николае Кровавом меня по роже ударили, понимать надо… Может, говорю, у меня рожа теперь болеть два дня будет. Что тогда?..
Наконец протоколы написаны, свидетели подписаны и просят всех до суда уйти честью.
Уходим.
Возвращаемся домой. Объясняем в доме как и чего. И все рады за меня, поздравляют, угощают.
Квартирная хозяйка три рубля в долг отваливает. Дворник Иван в счет будущих благ полтинник. Андрей Иванович с пятого номера двугривенный и обедом кормит.
Живу три дня хорошо и отлично. Мечтаю, чего куплю. Сапог, думаю, покупать не буду. Куплю сандалии. И еще полгода жить буду что богатый.
Через три дня суд наступает.
Все по закону. Кодекс лежит на столе. Портреты висят. Губпрокурор сбоку сидит. Речи происходят, а все за меня.
Менее сорока пяти, думаю, не соглашусь.
И вдруг выносят резолюцию: полгода со строгой изоляцией.
А мне, безработному человеку, хоть бы кто плюнул.
Граждане, говорю, народные судьи! Господин губпрокурор. Мне бы, говорю, рублей десять…
Молчат. Только по губам деньгами помазали.
Да что ж это, говорю, граждане, народные судьи! Хозяйке-то, говорю, кто платить будет? Андрей-то, говорю, Иваныч обождет. А хозяйка-то, говорю, повесится. Войдите, говорю, в положение. Эх, говорю, жизнь-жестянка!
Так и ушел, с чем пришел.
Вы читали рассказ — Доходная статья — Михаила Зощенко.