Зощенко: У подъезда

Вчера я задержался у моих знакомых.

Немного поговорили. Потом одна спела. Потом хозяин часа три читал свои стихи. Так что довел гостей до полного обалдения.


В общем, когда взглянули на часы был второй час ночи.

Певица осталась ночевать у подруги. А я, как говорится, побрел домой восвояси.

Спустился по лестнице вниз дверь, к сожалению, уже закрыта. Надо звонить. Будить дворника. Неприятная процедура.

Нащупал рукой звонок. Звоню. Жду. Еще раз звоню. Нет, вижу что-то не идет мой дворник.

А на душе довольно погано. Жалко потерянного вечера. Вдобавок все время на ум приходят хозяйские стишки. Особенно одна фраза привязалась. Прямо ударяет в голову: Сердце бьется от радости…

Раз, может быть, сто повторяю я эту фразу. Потом вдруг какие-то дурацкие детские стишки выплывают из памяти: Сердце бьется, хвост трясется…

Проходит минут десять. Сначала я подаю короткие, нежные звонки. Потом нажимаю более продолжительно. Потом минут пять стою, уткнувшись пальцем в звонок.

Начинаю легонько стучать ногой в дверь. Потом дергаю дверь и колочу в нее до того, что прохожие в испуге шарахаются.

Наконец, слышу долгожданные шаги и мелодичное позвякивание ключей. К подъезду подходит дворник в дежурной шубе.

Открывая дверь, он говорит:


Тоже целый час колотит, наверно, мне всю дверь расшевелил.

Я говорю:

А если вы целый час слышите, как стучат, так какого лешего не открываете?

Он говорит:

А я почем знал, что тут стучат? Мало ли стука идет по городу? Вы бы взяли и позвонили. Еще интеллигент, а кнопку найти не может.

Да я, говорю, целый час звонил. Может, звонок не звонит.

Ах, это очень возможно, говорит дворник.

Он нажимает кнопку звонка, прислушивается.

Так и есть, говорит дворник, обратно звонок оборвали. Ой, что я буду делать с моими жильцами, я прямо не знаю. Каждый день что-нибудь особенное они мне преподносят.

Я хочу пройти на улицу, но дворник придерживает дверь ногой. Он говорит, подозрительно меня осматривая:

А, может быть, это вы звонок оборвали. Я почем знаю.

Я говорю:

Зачем же мне было рвать звонок, если он мне как раз нужен? Чудак-человек.


Он говорит:

Вы мне зубы не заговаривайте, а лучше скажите с какого номера, собственно говоря, вы идете?

С десятого, говорю.

Тогда, говорит дворник, подымитесь наверх и скажите хозяину пущай он вас до дверей проводит. А то я не знаю, кто вы есть. И почему вы идете. И зачем вы тут целый час ночью в подъезде околачиваетесь.

Я говорю:

Да хозяин, наверное, уже спать лег. Чего мне его будить? Вот если бы я с узлом шел, вот тогда бы вы могли тревожиться.

Дворник говорит:

Мне указанья не надо делать. Я все время должен тревожиться на своем посту. А уж если бы ты с узлом шел, то я бы тебя моментально в отделение милиции доставил.

Я говорю:

Слушай, отец, я иду с десятого номера от Михайловых. Ну какого черта ты меня морозишь?

Дворник говорит:

А может, ты мне всех этих Михайловых сейчас убил. Или, может быть, я не знаю, что ты с ними в настоящее время сделал. И, может, желаешь поскорей уйти. Как же я тебя пропущу?

Я роюсь в кармане, достаю рубль и даю дворнику. Он берет рубль и говорит:

Вот тем более как я тебя пропущу. Теперь меня еще больше сомнение берет. Может быть, этим рублем ты хочешь меня смазать, чтоб пройти.

Я говорю:

Слушай, отец, свистни милицию. Я с милиционером объяснюсь.

Дворник говорит:

Или вот обратно свисток. Давеча свищу в свисток, а заместо настоящей трели у меня один писк получается. Гляжу кто-то уж мне горошину выбил из свистка. И получается тонкий свист, на который милиция не подходит. Уж наверно кто-нибудь это сделал, кому это интересно сделать. На одного жильца я уже имею подозрение.

Я решительным тоном говорю:

Отец, давай убери ногу от двери, я сейчас пройду.

Дворник слезливо говорит:

Вдобавок, может, ты с револьвером идешь. И, может быть, хочешь меня из револьвера трахнуть. Еще полгода пройдет, и я всю нервную систему себе испорчу такими случаями.

Я говорю:

Отойди к черту от двери. Вот мои документы, ты не имеешь права меня задерживать.

Дворник облегченно говорит:


Ах, у вас есть документы! Что же вы об этом раньше не говорили? Тогда идите.

Поглядев на кончик записной книжки, которую я было начал вытаскивать из кармана, дворник сказал:

Я бы вас, товарищ, сразу пропустил. А то вижу мало ли кто идет.

Пошатываясь, я иду домой.

Снова почему-то вспоминаются дурацкие стишки: Сердце бьется, хвост трясется.

Потом поэзия сменяется прозой. И на ум приходит народная поговорка: Услужливый дурак опаснее врага.

Вы читали рассказ — У подъезда — Михаила М Зощенко.

Михаил Зощенко
Добавить комментарий